Если посмотреть внимательно, то уже несколько столетий каждые полвека (примерно) в России меняются архитектурные стили, четко отражающие смену идеологий и приоритетов. Эти стили порождают наиболее яркие, доминантные памятники (на примере Москвы). Первая половина XIX века – «московское узорочье» (Никола в Хамовниках), вторая – «московское/нарышкинское барокко» (Покров в Филях), первая половина XVIII века – петровский стиль (Меншикова башня), вторая половина – барокко (Дом Апраксиных-Трубецких на Покровке) и классицизм (Сенат в Кремле). Первая половина XIX века – ампир (Провиантские склады), вторая/ рубеж столетий – псевдорусский/ модерн (ГУМ, особняк Шехтеля). Первая половина XX века – сталинский классицизм (высотки), вторая половина – хрущевское «баракко» (типовые панельки в Новых Черемушках).
Архитектура – это тот основной язык, с помощью которого эпоха визуально общается с людьми. Архитектура точно отражает внутреннее бытие социума, ее задачей является придание формы социуму, структурирование его, усиление возможностей человека. Пространство архитектуры – это всегда пространство встречи мастера и человека, говорящего и слушающего, пространство истории, это послание, имеющее адресата.
С момента распада СССР прошло уже без малого 30 лет, но это время/безвременье так и не выработало, не создало ни своего стиля архитектуры, ни, соответственно, памятников, которые были бы маркерами эпохи. Небоскреб не маркер, это вообще не архитектура, он может быть поставлен где угодно, он уничтожает пространство, а не создает его.
Особенно хорошо это видно по церковной архитектуре, в которой стилистика эпохи отражалась наиболее выпукло. Беспомощный поиск стиля, странные постройки в квазивладимирском, квазимосковском стилях, смешение самых разных эпох в одном здании показывают, что и у Церкви нет своего языка, выражением которого могла бы стать архитектура.
Это индикатор истинного положения вещей.
Борис Якеменко – заместитель директора Центра исторической экспертизы при РУДН