“Отслужив раннюю обедню, возвратился аббат Ранвье. Воздевая руки к небу, он с пророческим пафосом призывал на убийц гнев божий. Он возвещал скорое пришествие царства справедливости и уже недалекое истребление богачей огнем небесным, ибо они совершают величайшее из всех содеянных ими преступлений – убивают трудящихся и обездоленных мира сего…” [1]
Начиная с Французской революции тема предстоящего Страшного суда стала лейтмотивом во многих сферах европейской политики. Составной частью этого европейского апокалипсиса стали две вспышки терроризма в Российской империи.
Все европейские революции и контрреволюции имели сильное эсхатологическое содержание. Эсхатология – учение о предстоящем конце старого мира и о зарождении нового мира. Все европейские идеологии, даже самые антирелигиозные, заимствовали элементы эсхатологических учений из зороастризма, иудаизма, христианства и ислама, чтобы объяснить ход истории от начала и до конца мира.
Демонизация действительных и мнимых врагов – составная часть эсхатологии, которая имела самые крупные выражения и последствия во французской и русской революциях. Страшный суд – торжество добрых сил и уничтожение злых сил, является последним этапом старого мира. С уничтожением врагов наступает рай на земле для избранного народа. В политической эсхатологии избранные могут быть членами политического течения, представителем национальности или класса.
Отличалась ли Российская империя от Европы в степени эсхатологического менталитета?
Французский историк Анатоль Леруа-Больё, исследовав Россию в периоды царствования Александра II и Александра III, пришел к выводу о том, что русский нигилизм был предопределён российской историей. Нигилизм в форме народничества и народовольчества имел большие сходства с религиозным движением, чем в европейских странах. Элементы религиозности в русском нигилизме включали культ страдания и мученичества, принятие социалистических теорий в качестве религиозных догм, не подлежащих сомнениям, ненависть к врагам, а также обожествление народа. [2, III, 6; I, 208].
Леруа-Больё дал довольно аккуратное описание эсхатологического менталитета российских революционеров. Однако этот менталитет был общеевропейским, не только русским явлением. Французский историк Жак Барзун говорил о культе насилия в довоенной Европе и частых призывах представителей политических групп к уничтожению разных классов, партий, рас и национальностей [3, 501]. Разница между Россией и Европой состояла в том, что в России террористы отказались от норм убийства намного раньше, чем в Европе. Только Первая мировая война дала миллионам европейцев возможность массовых убийств.
Для понимания общеевропейского контекста представлений о Страшнoм суде следует рассмотреть два текста эсхатологического содержания. Первый текст – пьеса “Страшный суд королей”, которая была написана французским драматургом Сильвеном Марешалем в октябре 1793 года сразу после казни королевы Марии-Антуанетты. Второй – революционный памфлет “Убийство и свобода”, написанный радикальным немецким журналистом Карлом Хайнцом в 1853 году. Для сравнения с подобными русскими текстами можно прочитать “Катехизис революционера” (1869 г.) Сергея Нечаева [4].
В пьесе-“пророчестве” Сильвен Марешаль описывает судьбу европейских монархов после торжества революции во всей Европе, в том числе и в России. Папа Римский, императрица, габсбургский император Священной Римской империи, Екатерина Великая, короли Пруссии, Италии, Испании, Великобритании и Польши, сосланные на отдаленный вулканический остров.
Революционеры из всех европейских стран сопровождают бывших монархов на остров, населенный благородными дикарями, не знавшими монархов, и одним старым французским революционером, сосланным туда по приказу королей. Заметим, что в классических утопических романах (например, “Утопия” Томаса Мора) острова обычно символизировали идеальные общества.
К радости старика, революционеры сообщают, что революция торжествовала по всей Европе, все монархи свергнуты и французы казнили своего короля. Свободные народы приняли решение выслать монархов на остров, где они съедят друг друга. Революционеры знакомят монархов с дикарями и стариком, читают обвинительные акты о преступлениях монархов, аристократов и священников против народов. Оставленные на произвол судьбы монархи ругают друг друга, сражаются за кусок хлеба. Взрыв вулкана приближается, и монархи умоляют революционеров пощадить их. Папа Римский обещает жениться, Екатерина Великая – отдать себя якобинцам или кордельерам (соперники якобинцев). Все напрасно. В вулканическом огне погибают монархи и земля глотает их. [5]
Сильвен Марешаль написал своё пророчество в момент торжества якобинцев над своими внутренними и внешними врагами. Карл Гейнцен – после подавления европейских революций и его эмиграции в Америку.
Гейнцен, которого ряд западных историков считает “отцом теории терроризма”, не совершил в своей жизни ни одного теракта. Он написал “Убийство и свобода”, призвав революционеров использовать терроризм в качестве упреждающего удара против будущих правительственных массовых репрессий. По мнению Гейнцена, правительственные репрессии были своеобразной войной деспотов против народа. Поражение революций показало, что революционеры больше не могут миндальничать с тиранами. Убивая тысячи тиранов и их сторонников, террористы могут спасти жизни миллионов людей.
Например, чекисты использовали тот же самый аргумент в 1918 году, когда они провозгласили “Красный террор”. В Бюллетене ВЧК в сентябре 1918 года чекисты провозгласили сторонникам и врагам: “Принося смерть тысячам тунеядцев, бескомпромиссным врагам социалистической России, мы спасем жизнь миллионов рабочих, мы спасем социалистическую революцию!” [6, 2, 473].
Гейнцен дал статистическое оправдание терроризму. По его подсчетам, за 4 тысячи лет правители, богачи и церковь через войны, рабство, насильственное переселение народов, крестовые подходы, религиозное преследования и экономическую несправедливость убили около 2 млрд людей. Революционеры якобы убили очень мало врагов. Поэтому Гейнцен обвинил революционеров в благонамеренной, но вредной милости к врагам. Излишняя сентиментальность революционеров с врагами, по мнению Гейнцена, только дает возможность Папе Римскому и правителям России, Франции, Австрии, Пруссии и других стран возможность убить ещё миллионы людей [7, 1-15].
“Больше мучеников для революции бесполезно”, – написал Гейнцен. Настал час революционерам притязать на право убить врагов. Ведь Максимилиан Робеспьер, самый гуманный представитель Французской революции, дал блестящий пример революционного террора. Милость к врагам бесполезна и вредна, потому что враги неисправимы. Революционеры могут щадить только обманутых, принужденных и бессильных [8, 16-20].
Гейнцен провозгласил, что люди могут обрести гуманность только после беспощадного истребления всех врагов. По словам отца теории терроризма: “Дорога к гуманности ведет до вершины жестокости. Это непреклонный закон необходимости, продиктованной нам путем реакции. Мы не можем уклоняться от этого, если мы не будем отказываться от будущего. Если мы будем достичь цель, мы должны использовать средства. Если мы будем обеспечивать жизнь людей, мы должны обеспечивать смерть врагов; если мы будем защищать человечество, мы не должны воздержаться от убийства…Я проповедую убийство деспотов открыто, поскольку это – право, поскольку это – обязанность, поскольку это – единственное средство, чтобы спасать человечество от царства убийц, и поскольку должно быть утверждено универсально разрешено” [9, 20-23]. По Гейнцену, терроризм должен быть упреждающим ударом против будущих правительственных массовых репрессий.
Российские террористы имели менее грандиозные планы для будущего человечества. Они хотели использовать терроризм в качестве упреждающего удара против развития России в направлении европейской либеральной государственности.
Марешаль, Гейнцен и другие имели свои пророчества о Страшном суде для врагов революции. Более умеренные политические и научные деятели старались предсказывать будущее Европы, когда многие европейцы разочаровались во Французской революции и других великих переменах. Политические события и течения в пореформенной Российской империи привлекли внимание многих представителей европейской общественности. Многие задавали себе вопрос: “Была ли Российская империя европейским государством?”. На этот вопрос и принялся отвечать французский историк и публицист Анатоль Леруа-Больё. Рассмотрим, как Леруа-Больё предсказывал будущее России.
Продолжение следует…
Список литературы и источников:
1. Золя, Эмиль. Жерминаль. Перевод Наталии Ивановны Немчиновой. Петрозаводск: Государственное издательство Карело-Финской ССР, 1956.
2. Leroy-Beaulieu, Anatole. The Empire of the Tsars and the Russians. 3 vol. Translated from the third French edition with annotations by Zenaide A. Ragozin. New York: G. P. Putnam’s Sons, 1893-1896.
3. Quoted in Pipes, Richard. The Russian revolution. New York: Knopf, 1990.
4. Marechal, Sylvain. Le jugement dernier des rois: prophetie en une acte, en prose. Paris: DE l’lmp. de C.-F. PATRIS, IMPRIMEUR de la Com. rue du faubourg Saint-Jacques, aux ci-devant Dames Sainte-Marie, 1793. Heinzen, Karl. Murder and liberty. Indiana, IN, 1881. Нечаев, Сергей Геннадиевич. Катехезис революционера.
5. Marechal
6. Quoted in Chamberlin, William Henry. The Russian revolution. 2 vol. New York: Macmillan, 1935.
7. Heinzen
8. Heinzen
9. Heinzen
Тони Рокки – историк (Канада), специально для Экспертной трибуны “Реалист”
