США агрессивно захватывают мировой рынок нефти

Наблюдаемое в последние 20 лет постепенное сокращение импорта ближневосточной нефти в США является прямым результатом энергетической стратегии Вашингтона, с первого взгляда находящейся в состоянии перманентной трансформации, однако в корне своем – стабильной и опирающейся на принципы, сохраняющие актуальность вне зависимости от внутриполитических изменений.

О сокращении зависимости от арабской нефти в США всерьез задумались после терактов 11 сентября 2001 г., существенно дестабилизировавших мировой рынок. Уже тогда было ясно, что энергетический диалог с Саудовской Аравией, 15 подданных которой приняли участие в организации терактов, отныне не будет, да и не должен быть прежним. Не случайно, что уже в 2002 г. администрация Джорджа Буша-младшего приступила к разработке «Внутренней энергетической стратегии США», краеугольным камнем которой являлись три тезиса: 1. развитие неуглеводородной энергетики, 2. диверсификация нефтяного импорта, 3. развитие собственной добычи.

Все три тезиса так или иначе были воплощены в жизнь: были введены льготы для компаний, использующих ВИЭ (возобновляемую энергию) и энергосберегающие технологии, а также было объявлено о строительстве новых АЭС, не осуществлявшегося в США с 1979 г. Диверсификация нефтяного экспорта была обеспечена преимущественно благодаря интервенции в Ирак с установлением контроля над нефтяными месторождениями этой страны.

Что касается собственной добычи, то уже начиная с 2000-х годов, в США начали разрабатывать новые месторождения, правда, весьма медленными темпами, что было обусловлено сопротивлением демократов, поддерживающих энергетическую стратегию Буша-младшего лишь в вопросах диверсификации за счет развития зеленой энергетики и поиска новых внешних источников импорта.

Более того, именно в указанный период, с 2001 по 2006 гг., в официальную повестку США был включен вопрос о сокращении зависимости от ОПЕК. Последнее неудивительно, учитывая то, что в рассматриваемый период (и до недавнего времени) США продолжали оставаться лидером по потреблению нефти, тогда как картельная политика ОПЕК позволяла странам-членам организации поддерживать высокий уровень цен, никак не устраивающую растущую и энергоемкую экономику США. К слову, за 10 лет, предшествующие теракту 11 сентября, суммарный импорт нефти в США вырос почти в 2 раза, при этом из ОПЕК – в 1,2 раза. Учитывая растущие цены на нефть, в 2005 г. в Сенат США был внесен законопроект, согласно которому допускалось преследование участников картеля по обвинению в нарушении антимонопольного законодательства.

По сути, та же линия, основанная на трех вышеназванных тезисах американской энергетической стратегии, продолжается по сей день, однако с несколько иным целеполаганием. Так, если в рассматриваемый период сокращение импорта нефти с Ближнего Востока была обусловлена невозможностью Вашингтона влиять на ценообразование в условиях зависимости от возрастающих внешних поставок, то уже в наши дни сокращение импорта в целом несет органический характер, обусловленный ростом добычи в самих США.

С приходом Дональда Трампа в Белый дом было объявлено о начале «золотого века энергетического доминирования США в мире», что предполагало увеличение внутренней добычи с активизацией экспорта на мировые рынки. Вполне логично, что современная энергетическая политика Вашингтона нацелена в том числе на подрыв картельного сговора – теперь уже функционирующего в формате ОПЕК+. США сегодня – это полноценный и самостоятельных актор на мировом рынке нефти (как, впрочем, и газа), и с этим фактом придется считаться традиционным экспортерам углеводородов, переписывая свои национальные стратегии и доктрины энергетической безопасности.

Таким образом, агрессивная экспортоориентированная энергетическая политика Вашингтона хоть и получила окончательные очертания при Трампе, однако берет свое начало еще при Буше-младшем. Официальным же стартом ее реализации можно считать декабрь 2015 г., когда президентом Бараком Обамой был снят эмбарго на экспорт американской нефти, действовавший более 40 лет.

Ваге Давтян – доктор политических наук, президент Института энергетической безопасности (Армения), специально для ИА «Реалист»