МОСКВА (ИА Реалист). На вопросы ИА Реалист отвечает врач, старший научный сотрудник Российского института культурологии, заслуженный испытатель космической техники Федерации космонавтики России Леонид Китаев-Смык.
Вы готовили первых советских астронавтов, в том числе и Юрия Гагарина. Каким Вы его запомнили?
Леонид Китаев-Смык: Работали мы в спецполиклинике Летно-исследовательского института в Жуковском. Наш отдел располагался на третьем этаже. Он был закрытым и имел отдельный вход. Однажды нам сказали: «Вытряхивайте столы и шкафы в коридор». В каждую из четырех комнат принесли по две кровати. Вечером заселились три капитана и шесть старших лейтенантов с новенькими погонами.
На следующий день я пришел на работу и должен был закрепить электроды кардиограммы на катапультном кресле пилота. Стою я в коридоре с паяльником. Из моей комнаты выходит веселый блондин и смеется. Сел рядом со мной и говорит: «Слушай, дай-ка я попробую, как у меня получится». Мы с ним вместе быстро припаяли. У меня сразу возникло чувство, будто я с ним всю жизнь знаком. Это был Юрий Гагарин.
Он был коммуникабельным и открытым?
Леонид Китаев-Смык: Больше, чем просто коммуникабельным. Он сразу проникал в душу человека. В XIX веке это называлось магнетизмом. А у нас в советский период называлось психологическими способностями. Ведь когда Гагарин был с визитом в Англии, где выступил перед прессой, он буквально потряс англичан. Хоть и выступал в переводе. Тогда англичане позвали его на прием к королеве Елизавете II. Они покопались и обнаружили, что он — потомок князей Гагариных. На этом основании его и посадили на званном завтраке рядом с королевой. Когда Гагарин стал выбирать между множеством ложек и вилок, Елизавета ему помогла: «Берите любую. Я сама не знаю, какой из приборов следует брать». Его магнетизм привлекал монарха.
Каждый день все 8 наших астронавтов шли из поликлиники в Летно-исследовательский институт, где находился тренажер. Вместе с ними и мы шли участвовать в тренировках. В комнате Гагарина уже находился его дублер Герман Титов. Всего было 6 космонавтов. 2 из 8 не тренировались, наблюдали, что происходит вокруг, следили за охраной секретности. Ведь работа велась под грифом «совершенно секретно особой важности».
По итогам тренировок космонавты сдали экзамен высокой комиссии. А позже экзамен был повторно сдан уже в чкаловском центре подготовки космонавтов.
Почему комиссия остановилась именно на Гагарине?
Леонид Китаев-Смык: Гагарин был необычным человеком. По совокупному числу баллов его результат был высшим. Хотя по отдельным предметам результат мог быть выше у другого астронавта. Когда генерал авиации Николай Каманин привел Сергея Королева в Академию им. Жуковского, где проходили обычные дисциплины, он передал ему пачку личных дел, наверху которой было дело Гагарина. Следующим по списку шел Виктор Горбатко. Остальные претенденты уже шли по алфавиту.
Что касается самого Королева — это сила и мощь. Думаю, что такого масштаба личностей у нас до сих пор нет.
Уникальный?
Леонид Китаев-Смык: Абсолютно уникальный по своей пробивной способности. У него была ладонь в два раза шире моей. А ростом Королев был выше меня на голову. Плечи были в полтора раза шире моих. Хотя казался небольшим, но он был пропорционально сложен.
Как начиналась работа по подготовке космонавтов?
Леонид Китаев-Смык: В 1960 году я перешел на работу в Летно-исследовательский институт. Ничего не было на момент формирования отряда космонавтов. Не было ни космического городка, ни центра подготовки космонавтов. В Главном управлении ВВС, что на Большой Пироговской, была в столе только одна папка, на которой написано «Ч26266». Оттуда они рассылали поручения. Первый отряд космонавтов состоял из 20 человек. Некоторых отсеяли еще в процессе подготовки. Остались 6 самых лучших космонавтов. Однако тренажеров, на которых их следовало готовить, не было.
Королев понимал, что он отстает от конструкторов Михаила Янгеля и Владимира Челомея, которые уже делали громадные ракеты, способные нести не только атомную, но и водородную бомбу. Он пробился к Никите Хрущеву и сказал: «Мы — страна, которая борется за мир во всем мире. Нужно готовить полет человека в космос, а не бомбы. Тем более что американцы уже готовятся к полету в космос». На что Хрущев ему ответил: «Если сделаешь раньше США, тогда все будет». Мое представление основано не на знании документов, а на памяти человека, живущего в то время, когда все было засекречено. Что-то мы выхватывали из разговоров друг с другом.
Итак, сделали первый космический аппарат «Восток». Автором конструкции был Константин Феоктистов, молодой и гениальный парень, он и потом сделал много изобретений. Феоктистов доказал, что шарик — лучше всего с точки зрения преодоления перегрузок.
На повестке оставались вопросы, где и как тренировать космонавтов? Тогда нашелся талантливый человек — Сергей Доревский, который сделал начинку для тренажера. Новый тренажер привезли Летный институт в ноябре 1960 года. Когда узнали, что Доревский заключил совершенно секретный договор с бюро Королева, то было созвало секретное партийное собрание, на которым ему вынесли выговор «за авантюризм в науке».
Кто стоял за этим собранием? Ведь у Доревского было одобрение сверху…
Леонид Китаев-Смык: Не было сверху одобрения, кроме одобрения самого Королева. В большинстве случаев все, что случалось позитивного в советской науке и технике, происходило за счет энтузиазма, бесстрашия и пробивной способности конкретных людей. Инициативы снизу того же Королева.
То есть высшее партийное руководство не верило в космический проект?
Леонид Китаев-Смык: Оно отслеживало другие вещи. Мне приходилось 15 лет ходить в Кремль. 2-3 раза в месяц. Мне давали какие-то задания и никогда не говорили, что делать и как. Я начинал думать, почему это дали именно мне. На протяжении 15 лет я угадывал. А те, кто не угадывал и делал что-то не реализуемое, их отстраняли. Мне сказали в Кремле с самого начала: «Все Ваши предложения должны быть составлены с учетом кадрового состава».
С кем Вы контактировали в Кремле?
Леонид Китаев-Смык: С человеком из секретариата президиума Верховного совета СССР. Сам Верховный совет был фиктивной организацией. А вот секретариат был мощной работающей структурой, как сейчас администрация президента. У меня там был куратор, который выводил на нужных людей. При необходимости я мог позвонить по спецтелефонам с пятизначным номером – «Вертушка 1».
Было удивительно, когда меня принимал вице-президент АН СССР и с пафосом говорил: «Мы доложил Владимиру Петровичу». Там, где я бывал, этого человека просто звали Володька. Его даже в приемную не пускали. А для президиума Академии наук это был высокий чин. То есть иерархия была мощнейшая.
Производился специальный кадровый отбор. Причем отбирали людей со школы, где они были секретарями комсомольской организации класса, школы, потом они попадали в райком 6-ым секретарем и доходили до 1-ого секретаря, переходили в обком… Так строилось управление в СССР.