22 сентября 1996 г. в результате фальсификации президентских выборов была объявлена более чем сомнительная победа Левона Тер-Петросяна с результатом в 51,3% голосов при явке 60,3% от числа избирателей. В ответ на протестные выступления сторонников объединённого кандидата от оппозиционных сил Вазгена Манукяна, на улицы Еревана были выведены танки. Депутаты голосовали за лишение иммунитета своих коллег от оппозиции под дулами автоматов: 26 сентября 1996 г. военные с автоматами находились в зале пленарных заседаний, куда в тот день привели в наручниках избитых Рубена Акопяна и Сейрана Авагяна. Сторонников единого кандидата от оппозиции жестоко избивали в СИЗО МВД. То, что армия была вовлечена в политические процессы, признал на известной видеозаписи застолья в деревне Аршалуйс министр обороны Вазген Саргсян, который цинично заявил с телеэкрана, что В. Манукян не стал бы президентом даже в том случае, если бы набрал 100% голосов. Это была “вторичная узурпация власти”.
Целенаправленное уничтожение индустриальной инфраструктуры Армении, и в частности – Еревана, в котором был сосредоточен основной индустриальный потенциал, реально активизировало исход из республики инженерно-технической и научной элиты. Всё заводское оборудование, в том числе – новейшие станки с цифровым обеспечением, было продано и вывезено из республики по цене металлолома. Этот «бизнес» в основном курировал старший брат президента Тельман Тер-Петросян.
Власть в республике оказалась в руках бандитской спекулятивной буржуазии, которая стремилась как можно скорее нажиться на оказавшемся в бесхозном состоянии народном добре. Воровалось и за бесценок продавалось всё, созданное руками трудового народа за годы становления народного хозяйства республики, и, в частности – Еревана, названного в монографии С. Лурье “городом – мечтой”. Фактически продавалась «мечта армянской нации», что, конечно же, не могло не повлиять на морально-психологическое состояние населения. На этом фоне выползли на свет различного рода авантюристы, ранее осужденные в связи с изменой родине предатели, которые выставляли себя в качестве пострадавших “борцов с советской властью” за свободу и независимость армянского народа от «жестокого советского режима». Активизировались криминальные элементы.
Спешно было принято решение о нецелесообразности и нерентабельности использования в Ереване трамвая в качестве городского транспорта. Были демонтированы и проданы в качестве металлолома трамвайные рельсы. В целях оправдания новые власти сослались на практику отдельных европейских городов, позабыв о том, что в тех городах жители пересели на велосипеды с учётом равнинного расположения большинства европейских городов. Ереван же изобилует крутыми подъёмами и спусками, и велосипедный вид транспорта могут использовать только отдельные молодые, физически подготовленные горожане.
Распространялось уничижительное отношение к культурным слоям общества.
Объявлялось о необходимости упразднения научных званий, званий заслуженных и народных артистов Армянской ССР и СССР, званий деятелей искусств. Воинские звания присваивались случайным лицам безо всяких оснований, в результате чего кадровых офицеров обходили в карьере неучи, не имеющие никакого отношения к воинской службе и дисциплине. Это делалось также и для того, чтобы предать забвению всё, что связано с Советским Союзом. В то же время новоявленные нувориши начали объявлять себя «элитой» нации, повсеместно вдруг появились “потомки дворян”, было создано “дворянской собрание”. В Армении всё стало называться “королевским”, “элитным”. Доходило до абсурда: “элитный чанах” (сыр), “элитные куриные яйца” и т.д.
Был объявлен отказ от официального празднования Дня победы в Великой Отечественной войне 9 мая; отменили празднование 8 марта, объявив его “советским”; осуществлялось огульное повсеместное требование к собеседникам (особенно – беженцам из Баку) говорить только по-армянски. Так продолжалось до 1995 года.
На главной площади Еревана был демонтирован не только единственный в своём творческом воплощении памятник В.И. Ленину работы скульптора-монументалиста Сергея Дмитриевича Меркурова, но и уникальной красоты постамент из цветного гранита, исполненный армянскими мастерами-каменотёсами.
Под лозунгом сохранения чистоты армянского языка проводилась антирусская пропаганда. Закрылись русские среднеобразовательные школы, распространялись клеветнические измышления в адрес классиков русской литературы с целью создания отрицательного настроя среди жителей республики ко всему советскому, и в частности – к русскому. Для этого из литературных произведений “выдёргивались” отдельные цитаты, которые якобы доказывали негативное отношение русских классиков к армянскому народу. В то же время в обществе насаждались английские слова и выражения типа “ок”, “шоп”, “маркет” и т.д. Доходило до абсурда: “мини гипермаркет”. И писался весь этот позор армянскими буквами. Подобная позорная политика новых “уличных властей” (в смысле – пришедших к власти посредством уличных митингов) среди населения произвела обратный эффект: повсеместно люди начали говорить по-русски; и если во второй декаде XXI века эта тенденция застопорилась, то здесь уже вина представителей российских средств массовой информации, и отдельных чиновников, но об этом – позднее.
Такая политика осуществлялась с целью искусственного отторжения армянского и русского народов друг от друга на основе изученной схожести и близости армянского и русского народов. Так, в монографии отмечается: “Основной формой социальной жизни армян Восточной Армении в XIX в. была крестьянская община. Она представляла собой типичную восточную общину, во многих своих чертах сходную с русской общиной. Она, как и русская, была не просто поземельно-хозяйственным союзом, но и в первую очередь крестьянским “миром” со всем многообразием его функций (включая экономические, административные, управленческие, культурные, карательные, оборонительные), т.е. по сути была мини-государством.
Для того, чтобы оторвать армян от русских и подорвать основу общины – “мира”, было необходимо уничтожить крестьян. Новая власть «отдала землю крестьянам», но обложила неподъёмными налогами. В народе появилась поговорка: “Не землю отдали крестьянам, а крестьян придали земле”. Кстати, подобное было осуществлено новыми властями и в России, где уничтожив деревню, уничтожили и русский “мир”. Анализ Лурье продвигается далее: “…динамика развития русской и армянской общин была сходной и значительно отличалась от динамики развития общин большинства других народов”. При этом в монографии особо отмечается, что “Армяне… не просто добровольно вошли в состав Российской империи, но и активно добивались этого в течение более чем 150 лет, а затем с оружием в руках помогали России овладеть Закавказьем, очень охотно шли на русскую государственную службу. Они составляли “главную часть служащих на Кавказе чиновников, начальников железнодорожных станций, конторщиков, писцов, вообще мелких интеллигентов; к ним принадлежит значительное число кавказских адвокатов и докторов. Армяне находятся в кавказской администрации и войсках и имеют большое влияние на дела. Иногда они появляются в должностях губернаторов, управляющих государственным имуществом. Офицеры, полковники и генералы из армян не редкость. Они участвовали во всех русских войнах на Кавказе и отличались храбростью”.
Впрочем, и в Османской империи, как только христианам было разрешено становиться государственными чиновниками, армяне пользовались этой возможностью. К крушению надежд на автономию в составе Российской империи, к проектам которой при российском дворе одно время проявляли благосклонность, они отнеслись почти абсолютно равнодушно и с лёгкостью (в отличие от грузин) приняли сложившееся положение. Можно сказать, что к политической автономии армяне проявляли почти полное равнодушие, но автономия культурная была для них делом почти священным.
Ненавязчиво предлагается подсказка: необходимо показать опасность потери культурной автономию армян, для чего – отказаться от русского языка, и, в первую очередь, преследовать русскоязычную интеллигенцию. Одновременно пропагандируется знание английского языка, для чего рекрутируются представители средств массовой информации. Интересный факт: в интернете пропагандируется написание армянских слов латинскими буквами, что чревато невосполнимыми потерями.
Всё это имело угнетающее морально-психологическое воздействие, в основном – на русскоговорящую ереванскую элиту.
И снова Лурье: “Ереван как огромный миллионный город начал формироваться на наших глазах… Основной прирост его населения приходится на 50-70-е гг. нашего века (имеется в виду XX век). Это годы, когда столь же быстро росли другие города бывшего СССР, вбирая в себя бывших крестьян, жителей малых городов, самых разнообразных мигрантов. Это время как бы великого переселения народов, …создания огромных интернациональных центров по всей территории страны… В Ереван тоже едут со всего Союза, но едут армяне, почти только армяне. Часть населения Еревана – выходцы из армянской деревни, другая (большая по численности) – мигранты из крупных городов и столиц других союзных республик, прежде всего Грузии и Азербайджана. Кроме того, тысячи армян из зарубежных стран. Столь разные потоки: крестьяне из глухих горных селений, тифлисцы, парижане. Плюс «старые ереванцы». На наших глазах спонтанно создаётся нечто совершенно новое, беспрецедентное – громадный национальный центр незапланированного и практически нерегулируемого собирания этноса в общность, органичную и естественную. Если принять во внимание крошечные размеры территории современной Армении, практически вырос национальный город-государство. И произошло это в стране, где создание мегаполиса, подобного современному Еревану, было фактически абсолютно невозможно – в силу политики искусственной интернационализации регионов. С точки зрения «нормального» хода истории такого города просто не должно было быть”.
Освещаемые в монографии явления постулируют становление цельного городского мышления, объединяющего ереванцев в единый монолитный организм. При этом, необходимо отметить, что особый «ереванский» образ мышления и жизни объемлет и объединяет представителей разных национальностей, проживающих в пределах города. И всё-таки, особо отмечается моноэтничность Еревана, как факт, выходящий за рамки привычного объекта изучения и возможности воздействия на него: «С точки зрения «нормального» хода истории такого города просто не должно было быть».
“Аналогичного феномена – превращения по мере урбанизации полиэтнического города в моноэтнический – на земном шаре больше нет. В этом отношении Ереван уникален. Армяне Еревана кажутся потомственными горожанами, народом урбанистским, давно привыкшим к городской цивилизации. А Ереван кажется городом очень цельным, органичным, со своим стилем отношений, своей очень плотной средой, традиционной и консервативной. Он похож на старый город, в котором ещё не разрушены традиции: словно бы в других городах процесс распада традиционных отношений шёл быстрее, а в Ереване медленно, но скоро очередь эта дойдёт и до него. Но нет. Ереван – город совсем новый, совсем молодой, несмотря на головокружительный возраст Еревана-истории, Еревана-легенды”.
Добросовестно изучен и ёмко характеризуется феномен Еревана автором данной монографии. Но уникальность и, особенно, – искусственность этого феномена, с выявленными болевыми точками, несложно подвергнуть коррозии при целенаправленном агрессивном напоре: “Он похож на старый город, в котором ещё не разрушены традиции: словно бы в других городах процесс распада традиционных отношений шёл быстрее, а в Ереване медленно, но скоро очередь эта дойдёт и до него. Но нет”. Почему “нет”? Да потому, что для этого не созданы соответствующие условия, и эти условия можно создать. Итак, “армяне Еревана кажутся потомственными горожанами, народом урбанистским, давно привыкшим к городской цивилизации”. Но ведь это и есть горожане в третьем, четвёртом поколении: помимо старых ереванцев, это – москвичи, тбилисцы, бакинцы, ленинградцы, парижане, ростовчане, тегеранцы, каирцы и т.д., и поэтому нет в этом ничего удивительного. Есть в монографии ещё одно открытие, о котором сами армяне не задумывались: “Если принять во внимание крошечные размеры территории современной Армении, практически вырос национальный город-государство”. А что это значит? Это значит, что с разрушением Еревана можно нанести сокрушительный удар по республике (а значит – по народу) в целом. Поэтому С. Лурье с помощью местных “товарищей” изучает литературные составляющие архетипа, и, следовательно, – этнопсихологию армянской нации. Изучая героев армянского эпоса, Лурье обращается также к современным литературным произведениям, грамотно обращаясь с предоставленным ей материалом.
Этнопсихологические изыскания Лурье направлены на глубинные пласты области бессознательного. Обращается внимание на одну из частностей архетипа: “Память о былом” – одна из важнейших составляющих сознания армян. Память о прошлом величии, о древней армянской государственности, о золотом веке армян имела явно эсхатологическую, почти религиозную окраску. Идеи, связанные с этой мечтой, не включали в себя установку на осуществление их “здесь” и “теперь”, а только надежду на “когда-нибудь”. В относящемся к XI в. сказании “О добрых временах” говорится об… армянском государстве: “… /И тогда соберётся в свою страну /Рассеянный по всему свету армянский народ, /И армяне придут отовсюду”… Об этом же “Элегия” Н. Шнорали (XII в.): …”Сыны мои ушедшие, /Что теперь находятся вдали от меня, /Вернутся в колесницах, /Запряжённых конями, /Вернутся те, которые были рассеяны /По всему свету”.
Рассматривая существование армянской диаспоры, которую Лурье так же изучала, автор предлагает армянам обратиться к созданию настоящего государства. Государство, которое можно будет построить “когда-то”; а для этого сначала необходимо разрушить Ереван, который может существовать как воспоминание, как легенда: «Вообще воспоминания имеют для армян особое значение, почти возводятся в культ, самоценность. Это отчётливо выразилось в одной из пьес современного армянского писателя П. Зейтунцяна “Легенда о разрушенном городе”. Это пьеса об Аршакаване, городе царя Аршака – городе, который просуществовал всего несколько лет, был разрушен, не достигнув ещё своего величия. В этой пьесе непонятно, что собственно создаёт царь – великий город или легенду о великом городе, символ. Скорее второе, чем первое… Вот царь в тюрьме, город стёрт с лица земли: “Драстамат (бывший приближённый царя). От Аршакавана и следа не осталось. Одна только голая земля, пепелище, и бродят по нему бездомные псы и воют, завидев какой-нибудь огонёк. Но люди приходят туда. Со всей страны приходит туда народ. Это пустынное место стало святыней. Воины гонят людей оттуда, избивают, наказывают, бросают в темницу, но всё равно они продолжают идти туда. Аршак. Вот видишь. Драстамат, моя идея свободного города послужит возрождению этой страны… Я создал людям легенду, оставил воспоминание… которое будет переходить из поколения в поколение”.
В монографии указывается “дорога к храму” к храму под названием “Великая Армения”: “Территория нынешней Армянской республики не воспринимается как вся Армения. Это её небольшая часть, и Ереван её средоточие. Но вся Армения как в зеркале отразилась в Ереване. В ереванских названиях господствует слово “нор” – новый: Нор-Себастия, Нор-Зейтун, Нор-Бутания, Норагюх и т.д. Районы Еревана носят названия земель, когда-то населённых армянами. Создан город, ставший воплощением мифа, и теперь он живёт уже самостоятельной жизнью, он диктует свои порядки армянскому народу (чему все вынуждены подчиняться, хотя не всем это нравится)”.
Да, Ереван, “который диктует свои порядки армянскому народу”, нравится не всем. Поэтому он должен быть разрушен. И миссия этого “исторического поступка” возложена на Левона Тер-Петросяна, психологическая составляющая которого не обязательно должна соответствовать архетипу армянской нации, так как “объяснять с помощью этнологии действия конкретных исторических лиц невозможно – личностные особенности характера в каждом индивидуальном случае берут верх над этническими особенностями; этнопсихология – это всегда психология групп или масс”.
Вот как завуалирована идея геноцида армян в Республике Армения: в первую очередь начал опустошаться Ереван: эмигрировала элитная часть населения, начало геноциду в “свободной и независимой” Армении положено.
Отторжение ереванцами беженцев из Азербайджана было спровоцировано новой властью. Как озвучивал дальнейшее развитие Еревана Л. Тер-Петросян, проживание в Армении одного миллиона жителей считается достаточным для управления гражданами, оправдывая это скромностью территории. Однако, Израиль, например, открыл свои двери для евреев всего мира, несмотря на малое количество земель. В то же время Азербайджан собрал на своей территории до одного миллиона мусульман, в том числе турок-месхетинцев, объявив всех мусульман “беженцами из Нагорного Карабаха и Армении” для использования в дальнейшем при возможном решении вопроса Нагорного Карабаха с помощью нового референдума.
Совершенно точно оценивается сложившаяся ситуация в монографии С. Лурье: “Геноцид армян 1915 г. и ряд событий, последовавших за ним (череда послевоенных мирных конференций, где рассматривался или – потом уже – не рассматривался “армянский вопрос”), был для армянского народа громадным потрясением. Притом ещё не известно, что было большим потрясением: злодеяния турок, количество жертв, превысившее миллион человек, массовое беженство или вопиющая несправедливость последовавших за мировой войной мирных конференций, где зло не было осуждено, где армянам было отказано не только в праве хотя бы на “национальный очаг” в пределах Турции, не только в материальной компенсации за утерянное имущество, но даже в моральной поддержке. От армян просто отмахнулись. К тому времени мир успел забыть о геноциде армян, а для них это было едва ли не тяжелее, чем сам геноцид. Они жили, разбросанные по разным странам, часто стараясь даже скрывать своё происхождение, хотя их больше нигде не преследовали, убеждённые в тотальной несправедливости мира. Ряд террористических актов против турецких дипломатов дал весьма слабое утешение. Степень конфликтности армянского сознания продолжала расти”.
Таким образом, как Европа и США, так и Советская Россия поспешили “забыть неудобный армянский вопрос”, мешающий развитию и экономической экспансии ведущих мировых держав.
“Все вопросы решались без армян и за счёт армян, которые в конечном итоге лишились подавляющего большинства территорий, являющихся колыбелью армянской нации”. Лурье не желает явно показать антисоветскую, антироссийскую сущность своей монографии (Об этом потом скажет помощник президента США Болтон). Она это делает исподволь: «Единственной страной, которая в те годы не воспринималась как враждебная, оставалась Россия, и притом уже Советская Россия. Она как будто проявляла некоторую заботу об армянах. “Ненависть к туркам, рождённая погромом 1915 г., и возмущение предательством Европы, отрекшейся от армян после Лозанны, фактически вынуждает их кинуться в объятья спасительницы России. Она принимает армян, обиженных дурным обращением и отвергнутых Западом. Употребляя терминологию психоаналитиков, Советская Россия обретает образ всемогущей матери, у которой можно найти помощь и защиту от враждебного мира”.
С. Лурье продолжает: “Чем дальше развивался, расширял свои границы Ереван, тем однородней оказывалась его среда. В этом городе живут почти одни только армяне… В этом отношении Ереван уникален…со своим стилем отношений, своей очень плотной средой, традиционной и консервативной …перед нами уникальное явление. Урбанизация обычно сопровождается разрушением традиций, делает социальную среду более открытой и терпимой к разнообразным ценностям и формам поведения. В Ереване – процесс обратный. По мере роста размера города, по мере его индустриализации (во всяком случае, параллельно с ней) социальная среда Еревана становится всё более замкнутой и консервативной”.
Характеризуя Ереван, Лурье особо отмечает уникальность и, особенно, – искусственность данного феномена, с выявленными болевыми точками, который несложно подвергнуть коррозии при целенаправленном агрессивном напоре.
На первый взгляд, подобное обстоятельство имело положительное значение, но именно на указанные болевые акупунктуры был направлен вектор диверсии, имеющей своей целью уничтожение ереванской элиты.
В основном подвергается атаке именно кажущаяся “целостность и консерватизм” урбанической атмосферы, обманчивая “плотность традиционной и консервативной среды”. Не случайно автор подчёркивает молодость Еревана, в котором жители “кажутся потомственными горожанами, народом урбанистским, давно привыкшим к городской цивилизации”. Это соответствует действительности, но – с одной стороны. С другой – анализ вскрывает явное несоответствие действительному положению дел. Горожане? Да! Традиции? Нет! То, что Ереван к своему “миллионному” положению подошёл в “моноэтническом состоянии”, это факт. Но то, что в своём “миллионном моноэтническом” виде Ереван представляется “плотной традиционной и консервативной” средой, не является фактом, так как урбанизация насыщенного сельским элементом социального поселения осуществляется при прошествии, как минимум, трёх поколений горожан! Именно здесь кроется та крайне опасная болевая точка, через посредство воздействия на которую и было осуществлено уничтожение “города-мечты”.
И далее: “Послевоенная политика привлечения армянских репатриантов продолжалась всего несколько лет и для многих из них окончилась ссылкой в Сибирь. Попытки же создать на месте Еревана “нормальный” интернациональный город предпринимались не раз и не приводили ни к каким результатам. Ереван представлял собой столь закрытую среду, что мигранты не приживались здесь. Причём никакой речи о сознательном сопротивлении интернационализации при советском режиме не могло быть и речи. В те годы столицы прибалтийских республик, где в отличие от Еревана были сильны антирусские настроения, реального сопротивления интернационализации оказать не могли. В Ереване же всё происходило как по волшебству, само собой. Историк не обнаружит никаких свидетельств того, что процесс этот был кем-либо направляем или хотя бы что он осознавался. Никаких следов идеологии, связанной с формированием Еревана, не существует. Никакое раскрытие никаких тайных архивов не приблизит историка к разрешению загадки формирования Еревана. Объясняется этот феномен тем, что в данный момент армянский этнос переживал период своего “переструктурирования” и этнический процесс оказался более сильным, чем политические, социальные и демографические процессы”.
Как отмечается в монографии, “в армянской столице вырабатывались новые образцы поведения, этикета, обрядности, не знакомых армянам ранее, но быстро воспринимавшихся всем населением города”. Создавался, по социо-психологическим поведенческим характеристикам, особый тип Еревана со своей индивидуальной специфической атмосферой. Выработался даже формат вечерней прогулки, особенно в период так называемой “золотой осени”, – с несколько расслабленным шагом.
Узурпаторы власти в Армении осуществляли целевую психологическую обработку населения, направленную на отторжение наиболее образованной, культурной части общества от “электората”. Не гнушались также осуществлением и “экзотических” мер воздействия. Так, осенью 1992 года в самом центре Еревана, на тротуаре проспекта им. Ленина, близ сквера вокруг здания Государственного театра оперы и балета в вечернее время появились многочисленные кучи человеческих фекалий, что крайне отрицательно воздействовало на представителей прогуливающей интеллигенции. Дело в том, что осенью в Ереване устанавливалась прекрасная погода, это было время, когда с сентября по ноябрь температура воздуха благоприятствовала вечерним прогулкам. Прогуливаясь, ереванцы общались друг с другом, встречаясь во время прогулок: ведь почти все были знакомы друг с другом. Кучи человеческих экскрементов (кстати, красиво уложенные, как крем на торте) вызывали отвращение у интеллигентных людей, и они громко выражали недовольство, негативно оценивая представителей населения, допускавших «подобное безобразие». Всё это, вместе взятое, постепенно подталкивало интеллигенцию Еревана к общему недовольству и постепенному оттоку из республики на фоне, в том числе, частых перебоев с обеспечением электричества, питьевой водой и газом. Важно отметить, что один медицинский работник (Рубен Седракян) решил проверить состав указанных фекалий, для чего в 5 часов утра набрал в спичечный коробок кусочек продукта “человеческой жизнедеятельности”. Лабораторный анализ показал, что это был всего лишь камуфляж (наподобие тех, которые продавались в “шуточных” магазинах западных стран). Налицо – факт психологического воздействия на сознание ереванцев. Таким образом, применялось широкое многообразие мероприятий по оказанию воздействия на интеллигенцию Еревана с целью организации её оттока и уничтожения элитного слоя населения “города-мечты”.
Дальше было легче: в декабре 1992 года была осуществлена грабительская денежная реформа, в результате которой население потеряло огромные суммы денег, в том числе – накопленных в сберегательных кассах “на чёрный день”. Новые власти обогатились на этой денежной реформе.
Был полностью отключен газ. Электричество подавалось по так называемым “веерным подключениям”, при этом абсолютно не соблюдался график этих подключений.
Когда и в какое время суток подадут свет на жалкие 50-60 минут, за которые нужно было успеть сделать многое по хозяйству, не было известно никому; по городу ходили слухи, что власти продают вырабатываемое Армянской атомной электростанцией электричество “соседям” (Грузии и Турции).
Питьевой воды в многоэтажных зданиях практически не было (на высокие этажи, начиная с пятого, вода не доходила вовсе). Появилась талонная система обеспечения продуктами питания. Люди простаивали в очередях по 10-12 часов, чтобы получить по талону полагающиеся 150-грамовые пайки хлеба низкого качества.
Одновременно опустошались помещения магазинов с целью подготовки их к дешёвой приватизации.
Произошла “ваучеризация населения”, и целевая грабительская приватизация заводов и фабрик, а так же – магазинов, аптек и вообще всех нижних этажей зданий. Высококачественные станки были проданы за границу (в основном – в Иран) по цене металлолома. Территории первоклассных заводов превратились в ярмарочные площадки. Некогда высокоиндустриальная республика превратилась в сплошной “блошиный” рынок. Заложена основа спекулятивной буржуазии, которая крепко взяла власть в свои руки.
В результате “ваучеризации” и целенаправленного уничтожения индустриальной инфраструктуры Армении, и в частности – Еревана, в одночасье тотальная безработица обрушилась на работоспособное население в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Вне востребованности оказались высококлассные специалисты элитной рабочей профессии, представители научной, инженерно-технической интеллигенции. Специалисты с высшим образованием (в том числе – кандидаты и доктора наук) были вынуждены зарабатывать на хлеб, вынося на продажу семейные ценности.
Город постепенно погружался во тьму.
Процветала челночная спекулятивная торговля. Высококлассные специалисты в различных областях оказались невостребованными: здоровые мужчины встали за прилавки торговать товарами ширпотреба. От вынужденного безделья люди постепенно начали спиваться. И это – в городе, на улицах которого никогда (!) не “возлежали” пьяные люди. В советское время по указанию центральных властей был поставлен вопрос об обязательной установке медицинского вытрезвителя. Вытрезвитель создали, но, так как подобные учреждения работают по принципу самоокупаемости, через шесть месяцев в Ереване встал вопрос закрытия вытрезвителя как нерентабельного. Для выяснения ситуации на месте, в Ереван осенью 1987 года был откомандирован один из заместителей министра внутренних дел. Пообщавшись с “местными товарищами”, “московский ревизор” часов примерно в 19 объявил о решении пройтись по улицам Еревана. Пешком обошли все скверы центра города: ну нет пьяных, ни на скамьях, ни в кустах! И вдруг зоркий “ревизорский” глаз генерала МВД СССР замечает в кустах сквера напротив здания консерватории пьяного человека. Генерал решил лично проверить “нарушителя” общественного порядка. Выяснилось, что это был турист из России, который оказался “жертвой” свободно продаваемой алкогольной продукции во всех продуктовых магазинах города (как известно, на территории Российской Федерации в советское время алкогольная продукция продавалась в особо защищаемых отгороженных секциях продуктовых магазинов). От идеи оставления медицинского вытрезвителя в Ереване пришлось отказаться.
А в постсоветское время, при новой власти, в “свободной и независимой” Армении народ спился. Спился от безысходности и невостребованности.
Многие пенсионеры (в основном – пожилые женщины), увлекшись получившими большое распространение различными азартными играми, потеряли свои квартиры, превратившись в БОМЖ-ей. На улицах всё чаще встречались люди с отсутствующим взглядом, которые бормотали непонятные слова. Огромные морально-психологические перегрузки оказали воздействие на психику людей. Мощный эмоциональный всплеск «карабахского движения» и глубокое разочарование в «митинговых предводителях», узурпировавших власть, сказались на психическом здоровье граждан. Имели место частые случаи самоубийства из-за безысходности. Исход населения из республики приобрёл постоянный характер. При этом, несмотря на сложившуюся унылую атмосферу, народ не потерял чувства юмора: в аэропорту появилось написанное от руки шутливое объявление с оттенком горечи: “Улетающий последним, выключи свет!”.
На фоне всего этого, как “пир во время чумы” выделялись показные застолья “номенклатурных нувориш” АОД с распространением видеокассет своих пиршеств.
В этот же период начались «подвальные строительства»: под домами, вгрызаясь в фундамент, рылись глубокие ямы для дальнейшего оформления и устройства входа с улицы в приватизированные подвальные помещения. В эти ямы в тёмное время суток часто падали прохожие, ломая руки, ноги. Некоторые граждане после падения ломали конечности и не могли самостоятельно вылезти из ямы, подвергаясь нападениям со стороны изгнанных из подвальных помещений крыс.
БОМЖ-и замерзали на улицах. Морги были переполнены. Появилось такое понятие, как “гроб напрокат”, так как у людей не было денег на приобретение гроба для захоронения близких.
В указанные годы различными провокаторами муссировались планы реанимации статьи № 88 Севрского договора 1920 года, обещавшей создание с помощью и под патронажем великих держав (в основном – США) “свободной и независимой” Армении (замалчивалось то, что эти же державы в 1923 году денонсировали указанную статью Севрского договора); распространялась безосновательная героизация президента Вильсона с созданием ему (и через его личность – США) образа “заступника армянского народа” с прицелом на отторжение армян от России, не поддержавшей законные требования арцахцев.
Помимо традиционного выезда населения республики в Россию (объявившую себя правопреемницей СССР) граждане выезжали в страны Европы и иные государства, используя родственные и дружеские связи.
У посольства США выстраивались большие очереди желающих выехать в эту страну на постоянное жительство. Появились объявления: “Меняю однокомнатную квартиру на билет в США”.
В 1990-е годы Республика Армения находилась в состоянии полной блокады. 1992-1993-1994-1995-1996 – это годы мрака, голода и холода, обозначенные армянами как “Левоновы годы”. Впоследствии единственным окном для общения с внешним миром по суше явилась граница с Ираном.
Егорий Сергиев – аналитик, писатель, специально для ИА “Реалист”