МОСКВА (ИА Реалист). Сегодня Борису Николаевичу Ельцину исполнилось 90 лет. Это был политик, во многом определивший нашу судьбу. Похоже, он будет определять ее еще довольно долго. Мы построили именно ту Россию, которую заложил Ельцин: Россию крупного капитала и жесткой государственной власти, которая после Ельцина вернула себе ведущую роль в жизни страны, оттеснив на периферию олигархический капитал, выращенный Ельциным. Но и это не было отходом от намеченного Ельциным пути. В поздний период Ельцин уже начал одергивать зарвавшихся олигархов, вспомните операцию «мордой в снег». Так что нынешняя путинская эпоха является прямым продолжением эпохи Ельцина.
Но если это так, то встает два новых вопроса. Кем же был Борис Николаевич Ельцин – консерватором, либералом или кем-то еще? Какое наследство он нам оставил и насколько это наследство определяет нашу жизнь сейчас?
Ельцин – отец либеральных преобразований в России. РФ с рыночной экономикой и многопартийной политикой рождена именно Ельциным. Казалось бы, ответ на вопрос, кто вы, мистер Ельцин, однозначен – последовательный либерал-западник. Да, может быть прошедший в молодости консервативный период, но в зрелом возрасте однозначный либерал.
Ельцин создал частный капитал, хотя в обмен на богатства он требовал 100% лояльности, и те, кто этого не понимали, потом жалели о своем непонимании. Об операции «мордой в снег» мы уже упоминали. Олигархи, им порожденные, вынуждены были его поддерживать, так как при другом президенте либо олигархи будут другие, либо их вообще не будет. Так что не Ельцин был заложником олигархов, а они стали его заложниками. В той ситуации чем сильнее олигархи, тем сильнее сам Ельцин. Так что крупная частная собственность укрепляла власть президента.
Ельцин практически не противодействовал параду региональных суверенитетов. А своей фразой «берите суверенитета сколько хотите» даже провоцировал его. Но в то время, когда главным источником пополнения бюджета были не налоги, а транши МВФ, региональный суверенитет ему не мешал. Даже наоборот – получившие от него долю суверенитета региональные элиты готовы были его поддержать в борьбе с другими претендентами на высшую власть, которые этот суверенитет могли попытаться забрать обратно, и особенно с коммунистами, декларирующими необходимость возрождения СССР. Так что эта позиция, которая казалось бы ослабляет ельцинскую власть, полностью работала на Ельцина и эту власть укрепляла.
То есть все радикальные ельцинские либеральные реформы, вместо ослабления государственной власти, как того требует либеральная теория, вели к прямо противоположному ее усилению. Так что эти реформы можно рассматривать как и не очень либеральные.
При этом Борис Николаевич в своей политике изредка проявлял явные консервативные черты. Так, например, всеми удачно (похоже, не случайно) забытая попытка объединения госбезопасности и МВД. Последний раз такое объединение осуществлял в 1953 году известный либерал Лаврентий Павлович Берия. И в 1990-е этот указ был аннулирован только после жесткой критики со стороны западных стран-кредиторов, к мнению которых Ельцин прислушался.
Кем же он был – либеральствующим консерватором или консервативным либералом? Ни то, ни другое. По стилю управления это был авторитарный руководитель, привыкший к жесткой вертикали власти и полной управляемости системы. Но одновременно он был первым российским политиком.
В СССР не было политики, а была только власть, которая сама принимала все решения. В этих условиях для получения и использования власти мнение общества не имело значения. А поэтому в стране не было и политиков. Политик — человек, получающий и удерживающий власть благодаря поддержке общества или его части. Последними политиками советской эпохи были старые революционеры (большевики), выросшие из досоветской эпохи.
Ельцин же был первым и самым крупным политиком перестроечной эпохи. Он единственный среди тогдашних политиков, кто входил еще в советскую элиту, и тем самым имел особый вес и особое положение, что вполне его устраивало. Он стал принцем крови, возглавившим восстание против монархии, и тем самым придавшим этому восстанию легитимность. Так он стал лидером восстания. И на роль политика он полностью подходил по личным качествам: он любил и умел нравится, был способен на яркие жесты, чувствовал аудиторию и умел говорить людям то, что они хотят услышать. На фоне внешне серых советских вождей он был обречен на народное внимание и народную поддержку. И естественно, что он воспользовался ресурсом народной поддержки в своей борьбе за власть. Но сделав это, он из партийного функционера превратился в политика.
Политиком в тогдашней России можно было быть только будучи либералом-западником. Во-первых, потому что консервативная позиция уже была занята партийно-советскими функционерами, и там новый политик просто растворился бы в толпе серых и неприметных фигур.
Во-вторых, политическую активность проявляли только противники власти. Сторонники власти были пассивны, так как были уверены во всемогуществе власти (их так воспитывали). Поэтому политическую поддержку можно было получить только от сторонников либеральных реформ. А для этого необходимо было демонстрировать готовность эти реформы осуществить.
Наконец, в-третьих, поддержку Запада можно было получить только стоя на либеральных позициях. А без такой поддержки победить в борьбе с советской властью у Ельцина шансов не было. При этом вполне возможно, что Ельцин и сам верил, что советский строй свои возможности исчерпал. По крайне мере, в это верили многие из команды Горбачева, из которой вышел и сам Ельцин. Но с политической точки зрения это было не важно. Сама политическая логика заставила Ельцина стать на либеральные позиции.
Так возникла внешне парадоксальная, но естественная ситуация: авторитарный руководитель авторитарными методами строил либеральное общество с рыночной экономикой. Но построенное таким образом либеральное общество было тоже своеобразным (парадоксальном). Роль государства ослабла – ключевую роль играл бизнес и, в первую очередь, олигархи. Но олигархов этих создала сама власть авторитарными методами. Олигархи не возникали. Практически в олигархи назначали, и таким образом государство сохраняло полный контроль над олигархатом.
Достаточно было задать вопрос о происхождении богатства, чтобы лишить этого богатства любого олигарха. Ельцин этого не делал, но такую возможность сохранял (хотя ликвидировать ее он все равно бы не смог – генетическую связь нельзя отменить). Ему нравилось такое положение. Оно гарантировало ему центральную роль в жизни общества.
Парадоксальный Ельцин оставил нам парадоксальное наследство: абсолютно либеральное общество, которое государство по одному своему желанию может вернуть в авторитарное состояние. Причем именно эта возможность позволяет государству играть большую жизнь в жизни общества, даже в условиях безбрежного либерализма и полной слабости государства.
Из этого ельцинского парадокса и вырос современный российский строй. Дело в том, что к началу 2000-х общественные настроения в России кардинально изменились. С одной стороны, либеральная революция сделала жизнь людей не лучше, а хуже. С другой – олигархи абсолютно распоясались и жили на показ. В результате общество требовало свертывания радикальных реформ, которые для народа были синонимами обнищания. Люди хотели ограничить эгоизм олигархов. В конечном счете, общество требовало замены олигархического капитализма государственным. Это было и в интересах самой власти. Государственный капитализм позволял государству вернуть почти полный контроль над экономикой и обществом. И это удалось сделать, приведя олигархов к равноудаленности. Сделать это удалось так легко, поскольку олигархат у нас ельцинский, и он генетически связан с властью. Современный российский строй есть прямое и неизбежное следствие ельцинского строя. И это необходимо понять тем, кто говорит о резком повороте России в 2000-м году. Нет, мы сегодня не отказываемся от того, что он сделал, а продолжаем (развиваем) ельцинское наследство.
Дмитрий Журавлев – директор Института региональных проблем, специально для ИА Реалист