Утвержденная 13 мая доктрина энергетической безопасности Российской Федерации хоть и дублирует ряд положений, включенных в ранее действующий документ, однако выделяется некоторыми новыми тезисами, позволяющими утверждать, что перед нами – исключительно политический документ, призванный наметить основные векторы российской внешней энергетической активности. Пожалуй, можно выделить три таких тезиса.
Во-первых, впервые в качестве вызова энергетической безопасности России рассматривается появление на мировом рынке новых экспортеров энергоресурсов. Очевидно, что речь здесь идет о США, которые, начиная с 2017 г., взяли курс на увеличение своего удельного веса на мировом нефтегазовом рынке. Конкуренция в особенности проявляется в европейском направлении: здесь в течение последних 1,5 лет Вашингтоном были сформированы политические и экономические предусловия для продвижения американского СПГ в противовес изначально российскому трубопроводному, а затем и сжиженному газу, что обрело особую актуальность в связи с поставками, осуществляемыми с российского “Ямал СПГ” в Испанию и Великобританию. Понимая геополитическое значение создания противовеса российскому газу на европейском рынке, Вашингтон не раз демонстрировал свою готовность действовать вопреки своему краткосрочному экономическому интересу, иллюстрацией к чему может выступить решение поставлять СПГ в Польшу по демпинговым ценам (октябрь 2018 г.).
Москва, покрывающая до 40% европейского спроса и нацеленная на увеличение этого показателя до 50% после запуска “Турецкого потока” и “Северного потока 2”, не может не рассматривать активность Вашингтона в качестве вызова своей энергобезоапсности. Важно отметить, что помимо США на европейском газовом рынке стремятся занять устойчивые позиции и некоторые другие игроки. В частности, речь идет об Израиле, занимающемся геологоразведкой в месторождениях “Левиафан” и “Тамар”, а также покинувший ОПЕК Катар, стремящийся застолбить свои позиции на европейском рынке путем формирования здесь собственных терминалов. Впрочем, учитывая происхождение компании, занимающейся геологоразведкой на израильских месторождениях, а также попытки Вашингтона сформировать “СПГ-картель” с Катаром, данные игроки также аффилированы с США.
Во-вторых, в доктрине постулируется перемещение центра мирового экономического роста в Азиатско-Тихоокенаский регион. Определение этого тренда в качестве вызова энергетической безопасности России по сути исходит из предыдущего тезиса, так как в рамках азиатско-тихоокеанского вектора российской внешней энергополитики базовое значение уделяется позиционированию на китайском рынке – главном потребителе СПГ в мире, реализующем последовательную политику увеличения доли газа в структуре своего энергопотребления. При этом мы наблюдаем за тенденцией постепенного вытеснения на китайском, а также в целом на аиатско-тихоокеанском рынке трубопроводного газа со стороны СПГ, что диктует Москве в корне пересмотреть свою энергополитику в АТР, выстроенной преимущественно на реализации крупных трубопроводных проектов (“Сила Сибири”).
Учитывая набирающую обороты американо-китайскую торговую войну и ограничение доступа американских СПГ-акторов на китайский рынок, России следует переориентироваться на постепенное увеличение поставок сжиженного газа с “Сахалин 2” и “Ямал СПГ”, что станет вполне симметричным ответом на американскую энергополитику в Европе. В самой доктрине отмечается, что рост производства сжиженного природного газа и его доли на мировых энергетических рынках приведет к формированию глобального рынка природного газа. Таким образом, в ближайшее десятилетие СПГ станет ключевым фактором, диктующим тренды на мировом рынке. Следовательно, уже сегодня основные акторы рынка, включая Россию, должны переосмыслить свою энергостратегию, адаптируя ее к новым реалиям.
В третьих, в доктрине говорится о необходимости развития интеграционных связей в рамках Евразийского экономического союза. Не вдаваясь в детали “энергодиалога” между Россией и участниками этого интеграционного института, лишь отметим, что в настоящее время ни у одного из них нет общего видения развития энергетического сотрудничества, а подписанные в рамках ЕАЭС соглашения о формирования общих рынков электроэнергии, газа, нефти и нефтепродуктов, скорее, вызывают споры и столкновение интересов.
Неравномерное развитие национальных энергетических рынков, наличие у всех членов Союза избытка электроэнергетических мощностей и, следовательно, нацеленность на электроэнергетический экспорт, а не импорт, “газовый фактор”, инфраструктурная оторванность некоторых стран-членов от остальных участников интеграционного процесса (речь, прежде всего, об Армении), традиционная напряженность по поводу цены на газ между Москвой и Минском, протекционистская политика Нур-Султана на рынке бензина и дизтоплива, а также ряд других экономических и политических факторов не позволяют говорить о полноценной интеграции в энергетической сфере. Сегодня назрела необходимость коренного переосмысления интеграционных проектов в рамках ЕАЭС с их гармонизацией с национальными интересами членов Союза.
Ваге Давтян – директор Института энергетической безопасности (Армения), специально для ИА “Реалист”